Преподобный Арефа (в миру Афанасий Тихонович Катаргин) родился в 1865 году в семье крестьян Барковской волости Малоархангельского уезда Орловской губернии. Семья Тихона Катаргина была истинно благочестивой. Дочери его поступили в Знаменский женский монастырь города Ельца, отличавшийся своим внутренним благоустройством — многие из его насельниц руководствовались советами Оптинских старцев и святителя Феофана Затворника. Младший сын Афанасий тоже с юных лет почувствовал призвание к монашеству. Обучившись дома грамоте, он некоторое время еще продолжал жить с родителями, помогая им по хозяйству, а в 1889 году, в возрасте двадцати четырех лет, решился навсегда оставить родной кров. Афанасий отправился туда, куда неумолимо влекло его призвание свыше — в монашескую обитель, избрав местом своих иноческих подвигов далекий Валаамский монастырь.
«Остров Валаам, — пишет известный аскетический писатель XIX столетия святитель Игнатий Брянчанинов, — бесспорно, живописнейшее место старой Финляндии. Он находится на северной оконечности Ладожского озера. Подъезжаете к нему — вас встречает совершенно новая природа... природа дикая, угрюмая, привлекающая взоры самою дикостью своей, из которой проглядывают вдохновенные, строгие красоты. Вы видите отвесные, высокие, нагие скалы, гордо выходящие из бездны: они стоят, как исполины, на передовой страже. Вы видите крутизны, покрытые лесом, дружелюбно склоняющиеся к озеру. <...>
...Он далек от всего! Он как будто не на земле! Жители его мыслями и желаниями высоко поднялись от земли! Валаам — отдельный мир! Многие его иноки забыли, что существует какая- нибудь другая страна! Вы встретите там старцев, которые со своего Валаама не бывали никуда по пятидесяти лет и забыли все, кроме Валаама и неба».
По преданию, еще в I столетии святой апостол Андрей Первозванный, посетив Валаамский остров, обратил живших там жрецов в христианство. Монастырь, основанный преподобными Сергием и Германом в глубокой древности (в конце IX — начале X века), успешно развивался в течение многих столетий и был, по словам святителя Игнатия, «ступению к небу, тою духовною высотою, с которой удобен переход в обители рая». В 80-х годах XVIII века усердием игумена Назария в обители был введен строгий монашеский устав, подобный уставу Саровской пустыни, насажден отшельнический образ жительства и устроено несколько скитов.
В то время, когда на Валаам пришел Афанасий Катаргин, обитель находилась под управлением игумена Ионафана II — истинного подвижника, делателя молитвы Иисусовой и ревнителя святоотеческих традиций. Тогда в ней подвизались многие старцы: иеросхимонах Алексий (Блинов), схимонах Агапий (Молодяшин), схимонах Никита (Филин), иеросхимонах Антипа (Половинкин), монах Иоанникий (Чеботарёв), принявший позже схиму с именем Илия. Возможно, Афанасий Катаргин пользовался духовными советами последнего.
Отец Илия, ученик выдающихся подвижников — игумена Дамаскина (Кононова) и иеросхимонаха Антипы (Лукиана) — с самого поступления своего в Валаамский монастырь отличался стремлением к строгой иноческой жизни и ревностью к молитве. Видимо, он обладал и даром природной рассудительности, поэтому его, когда он был еще новоначальным, назначали старшим на различных послушаниях, а затем ему было поручено и духовное окормление братии. В 1880-х годах он исполнял послушание смотрителя в скиту Коневской иконы Божией Матери, отличавшемся особой суровостью устава. Например, братья здесь никогда, даже в великие праздники, не вкушали ни молочной, ни рыбной пищи. Отец Илия всегда прилежал либо умной молитве, либо чтению святоотеческих книг, из которых более всего ценил Добротолюбие.
Послушник Афанасий Катаргин, конечно, не мог постоянно пребывать при старце Илии поскольку исполнял послушание в экономской монастыря, а старец жил в скитах. Но можно предположить, что Афанасий иногда посещал его. Во всяком случае, в жизнеописании преподобного Илии, составленном в начале XX века верхотурским краеведом В. С. Барановым, говорится, что отец Арефа (Афанасий Катаргин) еще с Валаама «хорошо знал отца Илию как старца, опытного в духовной жизни».
12 ноября 1893 года послушник Афанасий в возрасте всего лишь двадцати восьми лет, через четыре с половиной года после поступления в обитель, был пострижен в монашество с именем Арефа. Не случайно, но по особому Промыслу Божиему дано было новопостриженному монаху это имя, в переводе с арабского означающее «орел»: в будущем он действительно уподобился высоко парящему орлу — путем непрестанного внутреннего делания он словно вознесся на духовную высоту и стал «острозорким» в духовной жизни.
Почти сразу же после пострига отца Арефу ожидало серьезное испытание его смирения и послушания. Его вместе со схимонахом Илией перевели с родного Валаама на далекий Урал — в Свято-Николаевский мужской монастырь города Верхотурья. Любовь к уединенному Валааму, удаленному от суеты мятежного мира, не поколебала в отце Илии и отце Арефе истинно монашеского послушания — послушания не только церковному начальству, но, что главное, — воле Божией. Оба они остались верными этому послушанию до самой смерти.
Что же явилось причиной такого внезапного изменения в жизни Валаамских насельников?
В 1893 году указом Святейшего Синода Верхотурский Свято-Николаевский мужской монастырь стал общежительным. Этот монастырь был старейшим на Урале; в 1704 году сюда торжественно были перенесены честные мощи великого святого — праведного Симеона Верхотурского, и обитель стало посещать множество паломников. Однако сама обитель до конца XIX века оставалась малонаселенной. Причиной тому, судя по всему, был духовный упадок, связанный со своекоштным устроением обители и недостатком правильного духовного руководства. В монастыре каждый насельник получал определенное жалованье, имел отдельную трапезу и личное имущество, но при этом был лишен старческого окормления и обучения умному деланию. Святейший Синод понимал особое значение Верхотурского монастыря и необходимость его духовного благоустроения, так как монастырь «и по самому положению своему в Приуральском крае, зараженном расколом, и по благоговейному почитанию нетленных и многоцелебных мощей святого праведного Симеона, почивающих в сей обители и ежегодно привлекающих под ее кров многие тысячи православных паломников из близких и отдаленных мест, требует особливой попечительности о внутреннем духовном его благоустроении, дабы служить твердым оплотом Православия на Урале и подавать назидательные уроки веры и благочестия притекающим в обитель богомольцам».
Возрождение монастыря, по мнению священноначалия, должно было начаться после введения здесь общежительного образа жизни. В 1869 году в обители уже пытались ввести общежительный устав, но братия воспротивилась такой перемене, и все осталось по-прежнему. Через два десятка лет была предпринята вторая попытка, и на этот раз насельники Свято-Николаевского монастыря проявили послушание священноначалию — обитель стала общежительной. Настоятелем был назначен Валаамский иеромонах Иов (Брюхов) с возведением его в сан архимандрита. Из Валаамского монастыря ему было разрешено взять с собой в Верхотурье еще нескольких братий.
Благодаря усердию отца Иова и неутомимой ревности отца Илии, в Свято-Николаевском монастыре началось возрождение истинно монашеской жизни, основанной на наставлениях святых отцов. Главным деланием насельников стала непрестанная молитва, введено было и старческое руководство братией. Духовником обители стал схимонах Илия, уже известный к тому времени как искусный духовный руководитель.
Сразу же по прибытии на Урал, 26 декабря 1893 года, отец Арефа был рукоположен Преосвященным Афанасием, епископом Екатеринбургским и Ирбитским, во иеродиакона, а через два года, 15 октября 1895 года, удостоился сана иеромонаха. Во время управления обителью архимандрита Иова отец Арефа исполнял скромные послушания продавца свечей и библиотекаря. Видимо, именно в это время он подробно изучал творения древних и современных подвижников, напитываясь духом святоотеческого учения. Таким образом, он имел вернейшее руководство в своей духовной жизни: наставления святых отцов и живое слово старца — преподобного Илии.
К духовному руководителю отца Арефы, старцу Илии, обращались за советом не только верхотурские братия, но и насельники других мужских и женских обителей Урала и многочисленные паломники. Обладая даром прозорливости и духовного рассуждения, старец мог сразу же безошибочно понять внутреннее состояние пришедших к нему и сказать каждому именно то, что ему было нужно. Более всего он учил всех молитве Иисусовой, искреннему покаянию и христианскому смирению, все его назидания были «с Богом и о Боге». Через некоторое время, тяготясь многолюдством и множеством посетителей, отец Илия перешел в уединенную келью близ монастырской заимки Актай, а в 1896 году поселился в «дальней пустыни», в двадцати шести верстах от Верхотурья, усугубив там свои подвиги и молитву. Здесь его посещали братья Верхотурской обители, в том числе и отец Арефа.
В 1899 году, много потрудившись для блага Верхотурской обители, архимандрит Иов был уволен по болезни от настоятельской должности на покой. Вместе с казначеем обители, Валаамским пострижеником иеромонахом Иларионом, возвратился он на возлюбленный Валаам. Продолжателем его дела в Свято-Николаевской обители стал волею Божией скромный, но ревностный и самоотверженный отец Арефа. Еще в сентябре 1898 года отец Иов отметил усердие иеромонаха-библиотекаря: по представлению архимандрита Иова он был награжден за «отлично-усердную службу» набедренником. Менее чем через год, в июне 1899 года, внешне ничем не выделявшийся среди насельников, но ревностный в сокровенном делании — молитве — иеромонах Арефа был избран братией на самую ответственную должность в монастыре — настоятеля обители. Ему было в то время только тридцать четыре года.
«Это не есть начальство сего мира, — пишет о должности настоятеля святитель Игнатий Брянчанинов. — Это — бремя легкое и вместе тяжкое. Эти рамена должны носить немощи всего братства. Какая крепость должна быть в раменах этих! Какое нужно иметь настоятелю великодушие, какое самоотвержение, нужно полное забвение своего я, чтоб эта угловатая и резкая буква не ранила, тем более не убивала никого из ближних». Именно таким человеком, могущим «немощи немощных носити» [Римл. 15,1], и был отец Арефа. Духовно возросший под старческим руководством преподобного Илии, деятельно изучивший творения святых отцов, прошедший путем послушания и смирения, он мог теперь помогать и другим на этом трудном пути. К нему можно отнести слова отечественного подвижника XIX столетия — преподобного Зосимы (Верховского): «Сколь блаженны и преблаженны те, — пишет преподобный Зосима, — кто в повиновении, с верой и любовью проводят жительство при отце [духовном]! И от таких, как от самих ангелов Божиих, и на других изливается просвещение и вразумление, ибо и они, как ангелы Божии, горят ко всем любовью, желают всем спастись, ревнуют о славе Божией и усердствуют об исправлении и преуспеянии братьев, как о своем собственном. Ради того они и преподают всем душеполезные советы, внушая исполнять все добродетели, а более всего утверждая в равноангельном делании, то есть в послушании...».
Забота именно о внутреннем, духовном, преуспеянии братства, несомненно, была у отца Арефы на первом месте. «С первых же дней вступления в обязанность настоятеля с возведением в сан игумена, — писали об отце Арефе в журнале «Русский паломник» в 1903 году, — он покорил себе как братию, так и посторонних, не оставляющих своими посещениями эту обитель; все видели, что он и в этом сане такой же смиренный монах, как и прежде. Своею примерною жизнью, как истинный монах, подвижник архимандрит Арефа обратил внимание всей братии; он был примером для всех и во всех отношениях, ибо он не позволял себе ни малейшего отступления от монастырских правил и устава. Он поднял дух в монастыре и завел новые порядки».
После назначения на должность настоятеля отец Арефа особенно часто стал посещать старца Илию, стараясь как можно больше пользоваться его советами на этом новом для него послушании. Также и отец Илия стал чаще приезжать в монастырь, чтобы поддержать и укрепить своего духовного сына, особенно теперь нуждавшегося в его наставлениях. Несомненно, наставления старца отцу Арефе касались в это время не только уже его личной духовной жизни, но и его ответственности за души вверенных ему братий, его обязанностей как аввы большой обители.
Поскольку постепенно здоровье старца ухудшалось и приезжать в обитель из пустыни ему было все труднее, отец Арефа предложил ему окончательно переселиться в монастырь, обещая подготовить уединенную келью. Усердием настоятеля для отца Илии была устроена келья вдали от монастырских зданий: в роще, напротив братского кладбища. Старец перешел сюда летом 1899 года. Будучи уже в весьма преклонном возрасте и терпя болезни, он не только не оставил своих подвигов, но еще и усиливал их, по-прежнему отвечал на письма духовных чад и во множестве принимал посетителей. Но через некоторое время его здоровье настолько ослабело, что он перестал выходить из кельи. Несмотря на множество своих обязанностей, отец Арефа находил время ежедневно посещать старца, дорожа каждой возможностью услышать от него душеполезный совет. По благословению настоятеля к отцу Илии был определен в келейники опытный и благонадежный послушник.
30 ноября 1900 года в окружении ближайших духовных чад отец Илия мирно предал дух свой Господу вскоре после Исповеди и приобщения Святых Христовых Таин. Первая лития у гроба почившего подвижника была отслужена самим настоятелем. Несмотря на то, что тело усопшего около суток находилось в его маленькой жаркой келье и около трех дней в Николаевском храме обители, от него не исходил запах тления. Погребен он был на монастырском кладбище, близ алтаря кладбищенского храма во имя Мученика Неофита. Чуть позже усердием и любовью отца Арефы над могилой была устроена благолепная сень в виде открытой часовни, где стоял большой деревянный крест с келейной иконой отца Илии — образом Божией Матери «Знамение» — и неугасимой лампадой.
После смерти схимонаха Илии на отца Арефу легли особые заботы о духовном руководстве братией. Во время настоятельства архимандрита Иова общим старцем и руководителем был отец Илия, а непосредственно братья окормлялись, как писал отец Иов, у «избранных ими иеромонахов, которым открывали свое душевное состояние». Вероятно, в числе этих иеромонахов находился и отец Арефа. По крайней мере, из годового отчета монастыря за 1900 год достоверно известно, что уже во время болезни схимонаха Илии настоятель отец Арефа духовно окормлял братию вместе с иеромонахом Дамианом (Лисицыным). Это продолжилось и после кончины старца. Вот как говорится об этом в отчете: «За болезнию и смертию старца схимонаха Илии и неимением в обители другого подобного старца [братия] находились под непосредственным руководством настоятеля игумена Арефы и казначея иеромонаха Дамиана, которым открывали свое душевное состояние», «недоразумения, затруднения, смущения, искушения, погрешности и случающиеся неблагоприятности к другим... [и от которых получали] разрешения и наставления, ближайшим образом примененные к... [их] настоящему положению и направляющиеся к дальнейшим успехам в жизни духовной».
Как духовника братия особенно любили настоятеля — за его смирение, душевную доброту, рассудительность, неизменную готовность поддержать и утешить всех обращавшихся к нему. Слово его исходило от сердца, было простым и чуждым лести, однако основанным на собственном опыте в делании умной молитвы. Сама его подвижническая жизнь уже являлась примером для братии, пробуждая в них ревность к стяжанию добродетелей и молитве. Он был не только настоятелем монастыря, но, что самое главное, — истинным отцом и духовным наставником братии.
Жизнь в обители была устроена в святоотеческих традициях. Помимо участия в богослужениях и исполнения послушаний, каждый брат должен был совершать назначенное ему старцем келейное правило, состоящее из определенного молитвословия и чтения творений святых отцов: аввы Дорофея, Василия Великого, Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Макария Египетского, Нила Сорского, а также — для некоторых — Исаака Сирина и Варсонофия Великого. Как писал сам отец Арефа, все братия получали благословение на чтение книг «в соответствии их возраста, жизни и характера — с рассуждением». Кроме того, в 1900 году настоятель ввел в обители традицию проведения бесед с чтением «из писаний святых отец и пояснениями применения этих писаний к жизни братии». Проводились эти собеседования либо самим настоятелем, либо наиболее достойными из иеромонахов по его назначению, и братией «посещались усердно».
Прилагал заботу отец Арефа и о сохранении в братстве духа мира и единодушия. Если между братьями замечались разногласия, то употреблялись «все возможные средства, чтобы оскорбивший испросил прощение, а оскорбленный простил. Для того чтобы предотвратить братствующих от могущих произойти между ними каких-либо соблазнительных действий», настоятель или назначенные им братия обозревали в определенные часы все келии. Еще в то время, когда настоятелем монастыря был отец Иов, на богослужениях были введены «религиозно-нравственные чтения», а во время трапез, которые совершались братией «в безмолвии», вместе с пищей телесной предлагалась также и духовная: чтение житий подвижников и творений святых отцов. Заботясь о духовном воспитании братии, отец Арефа всемерно старался пополнять библиотеку монастыря, выписывая много книг из Московской Синодальной типографии, из Киево-Печерской Лавры, из Оптиной пустыни, славившейся тогда переводами и изданием творений святых отцов. Среди этих книг были, например, Добротолюбие, сочинения преподобных Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Марка Подвижника, святителя Игнатия Брянчанинова и многие другие, количество книг и журналов в библиотеке достигло при нем почти трех с половиной тысяч экземпляров. Настоятель понимал, что «те единственно монастыри, в которых развито святое чтение, процветают в нравственном и духовном отношениях, что те единственно монахи достойно носят имя монахов, которые воспитаны, вскормлены святым чтением».
Так, заботами смиренного настоятеля, которого можно было назвать настоящим аввой, Верхотурский монастырь расцвел, как некий прекрасный сад. Духовное благоустройство не могло не привлекать в обитель тех, кто стремился к подлинному монашеству. Если в 1894 году в обители было лишь несколько десятков насельников, то в 1902 году их стало уже более ста шестидесяти, из которых более сорока поступили в монастырь в 1900-1901 годах, во время настоятельства отца Арефы.
Но не только о братиях своей обители заботился подвижник. В августе 1901 года он был назначен благочинным монастырей и общин 2-го округа Екатеринбургской епархии, в который входили Верхотурский Свято-Николаевский и Кыртомский Крестовоздвиженский мужские монастыри, Верхотурская, Каслинская и Нижне-Тагильская женские общины. Должность благочинного отец Арефа исполнял с ревностью и усердием: он посещал обители, указывал на замечаемые им недостатки и содействовал их устранению. Так, например, именно благодаря ему были прекращены нестроения в Крестовоздвиженской Кыртомской обители, начавшиеся в 1900 году после смерти ее основателя и старца монаха Адриана (Медведева). Попечением отца Арефы из обители были удалены зачинщики смут и назначен достойный настоятель — иеромонах Виктор (Богданов) из Оптиной пустыни. Заботясь о внутреннем благоустройстве этого монастыря, отец Арефа благословил проведение в нем душеполезных бесед с чтением из творений святых отцов. Вероятно, старался он насаждать в окормляемых им обителях также умное делание и старчество.
Некоторые из насельников этих монастырей становились его близкими духовными чадами. Например, одна из сестер Покровской женской общины — инокиня Ольга (Кокорева), будущая игумения Руфина, основательница трех монастырей, известная своей подвижнической жизнью. Еще будучи насельницей Соликамского монастыря Пермской епархии, она начала переписку с отцом Арефой, советуясь с ним обо всех своих серьезных начинаниях. Она настолько дорожила его духовным руководством, что через некоторое время специально переехала в Верхотурье ради того, чтобы находиться ближе к нему. После знакомства и беседы с отцом Арефой перешел в Свято-Николаевский монастырь из Кыртомского послушник Иван Кевролетин, будущий преподобноисповедник Иоанн. Есть сведения, что окормлялась у отца Арефы и настоятельница Ново-Тихвинского женского монастыря игумения Магдалина (Досманова), впоследствии стяжавшая дары духовного рассуждения и прозорливости.
Отцу Арефе приходило множество писем от богомольцев и духовных лиц, причем он, несмотря на свою крайнюю занятость, находил возможность всем им отвечать либо лично, либо через ближайших помощников. Так, например, в сентябре 1902 года, отправляя икону праведного Симеона Верхотурского в новоустроенную Успенскую женскую общину в селе Обвинском, отец Арефа писал ее устроителю, выдающемуся миссионеру и подвижнику, протоиерею Стефану Луканину, с которым, вероятно, его связывали личные добрые отношения:
«Ваше Высокоблагословение, достопочтенный о Господе отец Стефан!
<...> С чувством благодарного расположения к Вам как собрату о Христе и сомолитвеннику... <...> ...Не прибегая к формальности, но со смирением, спешу почтительнейше уведомить Вас... <...> ...Что просимая Вами икона св. праведного Симеона, Верхотурского чудотворца... <...> ...Сего числа отослана в Кушвинский завод... <...>.
Да будет же сия святая икона праведного Симеона для юной Успенской обители благословением Верхотурского Николаевского монастыря, братия которой во главе со мною от души желает, дабы обитель эта всегда была оплотом благочестия и, при помощи св. праведного Симеона, утверждением Православия, и посрамлением имеющихся в окружности этой ересей и расколов, а паче всего служила бы на пользу нашему дорогому отечеству, подражая древним обителям России, которые не малою пользою служили даже и в бедственные времена и были двигателями просвещения. <...> При всем этом, я смею надеяться и от души желаю дабы сия юная обитель заступничеством Той, Которая и во Успении не оставила мир, и молитвами св. праведного Симеона выросла бы на славу и благоукрасилась блестяще, что вполне возможно, и нет сомнения в достижении того, при помощи Божией, только при таких инициаторах, а во главе последних состоите именно Вы, достоуважаемый отец Стефан!
При искреннем моем желании Вам и сестрам юной обители доброго здравия, душевного мира и спокойствия, поручая себя Вашим св. молитвам, с нижайшим личным почтением и о Господе любовью, имею честь просить Вашего Высокоблагословения, сомолитвенником
Настоятель монастыря [Архимандрит Арефа]».
Будучи прекрасно знаком с творениями святых отцов и заботясь о пользе ближних, отец Арефа выписывал много книг не только для библиотеки обители, но и для церковной лавки. Среди них были поучения аввы Дорофея, творения святителя Иоанна Златоуста, Лествица, Добротолюбие и другие. Настоятели других обителей обращались к игумену за советом по обустройству церковных лавок. Так, например, настоятель Абалакского Знаменского мужского монастыря иеромонах Анатолий писал в 1900 году отцу Арефе, что торговля в книжной лавке Верхотурского монастыря была, по его мнению, «поставлена на высшей точке совершенства» и не требовала «никаких улучшений», в связи с чем он просил у настоятеля совета и «милостивого содействия». В ответном письме отец Арефа написал несколько советов, но все похвалы смиренно отклонил. 13 августа 1902 года за свои труды «по распространению Синодальных изданий» он был награжден Святейшим Синодом Библией.
Будучи назначен 31 октября 1902 года попечителем Верхотурской церковноприходской школы, неутомимый отец Арефа лично следил за преподаванием в ней, в особенности Закона Божия, а также устроил для нее новое, более удобное и просторное помещение.
Однако не только о духовном просвещении монашествующих, мирян и посещавших обитель богомольцев заботился отец Арефа. Поскольку число братий в обители быстро росло, необходимо было приложить попечение и о строительстве новых корпусов. Игумен с ревностью и самоотвержением взялся и за это дело. Он сам стал председателем строительной комиссии и вникал во все тонкости производившихся работ. Менее чем за четыре года его управления обителью в ней было выстроено два больших братских корпуса (в одном из них разместились кельи для братии, мастерские и библиотека, а в другом — мастерские и хлебопекарня), здание для церковно-приходской школы и столярной мастерской, каменный конный двор, а также часть ограды с большими воротами. Началось и благоустройство монастырской заимки на реке Актай: в 1902-1904 годах там было построено два каменных и два деревянных дома, а также несколько отдельных келий. Кроме того, ввиду приближения двух юбилеев: 300-летия со дня основания монастыря и 200-летия со времени перенесения мощей праведного Симеона из села Меркушино в город Верхотурье — отец Арефа уже в 1902 году обратился к Преосвященному Никанору, епископу Екатеринбургскому и Ирбитскому, с ходатайством о закладке нового каменного собора во имя Святителя Николая, Мирликийского Чудотворца. Проект будущего собора был подготовлен Иваном Петровичем Куроедовым, исполнявшим в то время должность Екатеринбургского епархиального архитектора, за образец он взял храм во имя Святого Благоверного Великого князя Владимира в Киеве.
С Иваном Петровичем настоятеля связывали самые добрые отношения. Сохранилось несколько писем архитектора к отцу Арефе, свидетельствующих о его искреннем расположении к нему. Вот строки одного из них:
«Добрейший и многоуважаемый отец Арефа!
Поздравляю Вас и вверенную Вам братию с Новым годом, искренно желаю всем всего лучшего. Не знаю, как Бог поможет мне оказаться достойным Вашего доверия в деле предполагаемого сооружения и оправдать те надежды, которые Вы на меня возлагаете!» Иван Петрович неизменно помогал отцу Арефе при строительстве новых зданий во все время его настоятельства. Усердием игумена в обители были созданы ризошвейная и малярная мастерские, расширены прежние «рукоделия», устроены новые кладовые, ледники, а также хлебопекарня. Его трудами был приведен в порядок монастырский архив, отдельные документы которого датировались еще 1762 годом. Во время настоятельства отца Арефы началось изучение истории Верхотурского края, результатом которого явились несколько книг, посвященных Свято-Николаевскому монастырю и другим обителям Урала, а также жизнеописание преподобного Илии Верхотурского. За свои неустанные труды и ревностное попечение о благе монастыря отец Арефа по Высочайшему повелению 19 мая 1902 года был возведен в сан архимандрита. При столь быстром развитии монастыря и в духовном, и в материальном отношении, возникало все же множество различных проблем и трудностей, и все они ложились на плечи настоятеля. Одной из основных сложностей при благоустройстве внутренней жизни монастыря стало пребывание в обители лиц, находившихся под церковной епитимьей, а также несовершеннолетних арестантов. Так, в 1902 году в монастыре проживало шесть подобных лиц, из них — три подростка. Трое арестантов обвинялись в кражах, остальные — в различных неисправностях по церковной службе и нетрезвости. В рапорте за 1901 год отец Арефа с прискорбием отмечал, что пребывание этих лиц в монастыре очень вредит как братии обители, так и многочисленным богомольцам, стекающимся на большие праздники: нередко случались мелкие кражи, попойки, дебоширства и различные другие беспорядки и избежать этого в городском монастыре не представлялось возможным. Кроме того, происходили и побеги арестантов из монастыря. «В виду таких условий, — писал отец Арефа, — помещение в сем монастыре преступников не только является нежелательным, но и невозможным; как местность, не могущая дать повода к исправлению их нравственности, а напротив, дающая возможность к усугублению их преступлений, а через это размножается и отягощение Правительству». К сожалению, ни архимандрит Иов, обращавшийся к властям с подобной просьбой, ни отец Арефа так и не были услышаны. Немало огорчений доставил настоятелю и его сподвижник, ближайший помощник в управлении обителью иеромонах Дамиан (Лисицын). В течение нескольких лет окормлявшийся у старца Илии, духовный наставник братии, избранный на должность казначея обители одновременно с возведением отца Арефы в сан настоятеля, он, увлекшись ложной ревностью, оказал непослушание своему игумену, а впоследствии отпал и от повиновения священноначалию Церкви. Еще в начале 1901 года отец Арефа, полностью доверяя своему ближайшему помощнику, ходатайствовал о его награждении набедренником и при этом характеризовал его весьма высоко: «Казначей вверенного мне монастыря иеромонах Дамиан, — писал настоятель, — как порученные ему обязанности казначея, так и другие, кроме этой должности, возлагаемые мною на него послушания как по хозяйству монастыря, так и по руководству братиею в духовно-нравственной жизни и ведению душеполезных вечерних собеседований при его высоких нравственных качествах исполнял и в настоящее время исполняет с примерным усердием, с полным знанием и вниманием к делу». Но уже в конце 1901 года в рапорте епископу Иринею отец Арефа высказывал недоумение и огорчение поведением своего помощника: «Казначей иеромонах Дамиан всегда оказывался поведения примерного, честного, проводит весьма внимательную жизнь, имеет высокие дарования и способности в духовном делании, — писал он, — и, по-видимому, все намерения его есть ради Бога, а... не ради какой-либо вещественной выгоды... зная о его... высоконравственной, духовной жизни, трудах и ревности к духовному деланию... сильно затрудняет то, что именно заставило его делать такие резкие поступки». Дело в том, что летом 1901 года отец Дамиан без ведома настоятеля купил участок земли с домом, причем сделку оформил на имя своей сестры. В ответ на недоуменные вопросы отца Арефы он уверял, что приобрел имение для Свято-Николаевской обители, причем отдал игумену купчую и заявление сестры о ее желании передать имение в дар монастырю. Однако во время отсутствия настоятеля в Верхотурье отец Дамиан забрал из канцелярии эти документы, а по возвращении отца Арефы заявил, что решил устроить в имении женскую монашескую общину. После этого казначей стал часто самовольно отлучаться из обители и ездить в имение, где уже поселились первые послушницы. Такая резкая перемена в поведении отца Дамиана, бывшего, казалось бы, преданным чадом старца Илии и соратником настоятеля, не могла не вызвать в душе игумена глубокой скорби. Поступок, хотя казавшийся благим и богоугодным, но предпринятый втайне, без благословения настоятеля, не принес хороших плодов. Летом 1902 года епархиальными властями было назначено формальное следствие, дело продолжалось в течение нескольких лет и закончилось уже после смерти отца Арефы снятием с иеромонаха Дамиана священномонашеского сана. Не обошлось все это и без доносов на настоятеля, на которые он отвечал рапортами на имя Преосвященного. Неустанные заботы о духовном окормлении братии, ревностные труды по внутреннему и внешнему благоустройству монастыря, душевные скорби — все это надломило здоровье отца Арефы. Разрыв с отцом Дамианом, возможно, и стал тем последним ударом, который окончательно подорвал силы настоятеля. Будучи лишь тридцати восьми лет от рождения, он тяжело заболел чахоткой. «Многими скорбями подобает нам внити в Царствие Божие, — пишет святитель Игнатий Брянчанинов. — Кого возлюбит Господь, тому посылает скорби, и они умерщвляют сердце избранника Божия к миру, приучают его витать близ Бога <...> Не причастившийся этой чаши не способен наследовать вечное блаженство». И отец Арефа как истинный монах принял тяжелую болезнь как бы из руки Божией — мужественно и смиренно. Являя подлинное беспристрастие ко всему земному, он без смущения оставил свои настоятельские и духовнические труды, и, покорно положившись на волю Божию, все силы своей души направил к тому, чтобы достойно встретить час смертный. К нему можно отнести слова святого Нифонта, сказанные в IV столетии: «Как золото очищается огнем, так умирающий — болезнию». С благодарностью претерпел отец Арефа скорби предсмертного недуга и поднялся на ту духовную высоту, которой достигают немногие подвижники. Высокое преуспеяние умирающего архимандрита открылось и его духовным чадам. Так, в начале мая 1903 года он вдруг стал говорить окружавшим его: «Ждите пятнадцатого числа», явно предрекая приближавшуюся кончину. Несомненно, отец Арефа был извещен Свыше о дне своего отхода в вечность. 15 мая он преставился ко Господу. Накануне этого дня, 14 мая, он сам вымыл руки, заметив находившимся рядом с ним братиям, что им «меньше будет труда» после его кончины. На следующий день он был все время в полном сознании, даже смог немного поговорить с окружавшими его. В начале седьмого часа вечера, почувствовав приближение смерти, подвижник мирно и безмятежно, как будто речь шла о ком-то другом, заметил келейнику брату Михаилу: «Вот моя и смерть пришла». Перекрестился, сам сложил руки на груди и с последним словом «Простите» тихо предал дух свой в руце Божии. Не было у него ни предсмертного томления, ни страха перед переходом в вечность — все говорило о том, что душу его в тот момент исполняли полная преданность воле Божией, надежда на Его милость и благодатный мир... Отпевание и погребение почившего настоятеля было совершено «с подобающею торжественностью» 19 мая 1903 года братией обители во главе с благочинным 1-го округа Екатеринбургской епархии архимандритом Агафоном. Погребен был отец Арефа, согласно своему желанию, на братском кладбище, у алтаря храма во имя Святого Мученика Неофита, близ могилы старца Илии. «Тела особенных избранников Божиих, — пишет святитель Игнатий Брянчанинов, — противостоят тлению, будучи проникнуты обильно благодатью Божией, и в самой сени смертной являют начала своего славного воскресения. Вместо зловония они издают благоухание; вместо того, чтоб разливать вокруг смертоносную заразу, они разливают исцеление всех недугов, разливают жизнь. Такие тела вместе мертвы и живы — мертвы по естеству человеческому, живы по присутствию в них Святого Духа». Эти слова исполнились и в отношении архимандрита Арефы. В августе 1994 года его честные мощи были обретены наместником Свято-Николаевской обители игуменом Тихоном (Затёкиным). Склеп оказался доверху наполненным водою, однако останки отца Арефы пребывали в целости, сохранились даже волосы и борода. В гробу были найдены и некоторые его вещи: крест, четки, часть пояса. Ныне мощи подвижника почивают открытыми в Преображенском храме монастыря. В 1984 году преподобный Арефа был прославлен в Соборе Сибирских святых, в 1999-м — в Соборе Валаамских святых.
Comments