Иеросхимонах Константин, в миру Константин Яковлевич Шипунов, родился в 1877 году в деревне Беляево Пермской губернии. Родители его, Яков и Татьяна, были из крестьян; детей они воспитывали в вере и благочестии. С самого раннего возраста молитва наполняла жизнь будущего схимника. Его брат Тимофей позже вспоминал: «Нас тятя умывает, а сам „Богородице Дево, радуйся“ читает». С юности у Константина родилось желание монашества, некоторое время он жил в Свято-Николаевском монастыре на Белой горе, известном в то время всей России своей благоустроенностью. Должно быть, именно здесь Константин получил то правильное духовное направление, которое впоследствии помогло ему и в миру вести жизнь высокоподвижническую. Однако ему пришлось покинуть Белогорский монастырь: его забрали в солдаты и отправили служить в СанктПетербург. Во время службы в армии у Константина произошла встреча со Всероссийским пастырем, святым праведным Иоанном Кронштадтским. Константину, в то время молодому солдату, отец Иоанн дал прикровенное благословение, сказав: «Солдат, мотай на ус, будешь наставником». Предсказание исполнилось через много лет, когда Константин стал духовным руководителем для многих людей. После окончания солдатской службы он вступил в брак. Супругу его звали Наталией, она была из богатой семьи. Константину пришлось много вытерпеть от жены: у нее был тяжелый характер, хозяйством заниматься она не умела, да и не желала, мужу приходилось всему ее учить. Об их совместной жизни сведений сохранилось немного. Известно, что, как и Константин, его супруга была учителем. Константин не оставлял своего желания служить Богу и через несколько лет принял священнический сан. По некоторым сведениям, рукоположение отца Константина совершил в 1922 году, еще до организации своего раскола, архиепископ Григорий (Яцковский). Служил отец Константин в селе Орда, соседнем с его родной деревней Беляево, затем переехал в Палкино — деревню под Свердловском. Однажды глубокой ночью, это было в 1930-х годах, его срочно вызвали со Святыми Дарами «к больному». Как потом выяснилось, это обновленцы устроили ложный вызов. Когда батюшка немного отошел от дома, они избили его до полусмерти березовыми дубинками. После этого случая отец Константин уже почти не мог служить, так как постоянно болел. В 1935 году его вывели за штат. Во время Великой Отечественной войны батюшку приехали арестовывать. На двух машинах вывезли иконы, книги и все вещи. От потрясения отца Константина парализовало — это спасло его от заключения, но почти всю войну он не мог ходить. Трагически сложилась и его семейная жизнь. Он рано овдовел, его супруга еще в 20-х годах скончалась от туберкулеза, оставив на его попечении семерых детей, которых отец Константин воспитывал один. Старший сын, Дмитрий, был расстрелян в гражданскую войну, еще трое сыновей, Василий, Сергий и Иоанн, погибли во время Великой Отечественной; младший, Константин, умер в младенчестве. В живых остались только две дочери. Отец Константин совершил то, к чему с юности влекло его желание сердца: принял постриг сначала в мантию, а потом в великую схиму. Сбылись предсказания Белогорских старцев, которые говорили молодому послушнику перед выходом из монастыря, что пройдут годы, и он все же будет монахом. В монашество отец Константин был пострижен, возможно, архиепископом Ювеналием (Килиным), с которым они в одно время подвизались на Белой горе. Постриг в схиму был тайным, кем он был совершен — неизвестно. После войны отец Константин жил в Свердловске, в семье старшей дочери. Тайный монах помогал внукам, занимался с правнуками и безотказно принимал посетителей, искавших у него духовной помощи. Его сердечного тепла хватало на всех, для сотен людей он был истинным духовным наставником. Жизнь старца Константина была многоскорбной: болезни, лишения послевоенного времени… Скорби старец терпел и от близких: у его дочери Раисы был очень нелегкий характер. Но отец Константин нес свой крест с истинным смирением. Известен такой случай. Семья старца жила очень бедно, особенно во время войны. Один раз было нечего есть. Отец Константин вместе с внуком Василием пошли на рынок, чтобы что-то продать и купить еды. Простояли целый день, замерзли, но вернулись ни с чем. А дома оказалось, что Раиса выкупила хлеб по всем трем карточкам и по вражьему наущению весь его съела, не оставив им ни крошки… Василий в гневе хотел запустить в нее табуреткой, но батюшка остановил: «Оставь. Молитвами сыты будем». Помолились и так легли спать. Иногда Раиса с веником выходила на улицу навстречу посетителям старца, вставала и начинала будто мести, не пуская их, могла и накричать, отругать. Один раз к старцу пришел бедный и грязный старик. Отец Константин дал ему кусок мыла, рубаху и велел сходить в баню. Только нищий вышел, Раиса побежала за ним, отобрала у него мыло. «Дедушка, — кричит он отцу Константину, — так как я без мыла-то?» Старец попросил дочь вернуть мыло. Она отдала, но, когда вместе с отцом зашла в дом, от злости сильно ударила его поленом по руке. Отец Константин никогда не отвечал на ее выходки, только молился за нее и горько плакал. Когда же за него хотели заступиться, он не разрешал, говорил: «Молчи, молчи». В доме всегда было много детей, а потому стоял шум, гам: то игры, беготня и громкий смех, то обиды и слезы. Но отец Константин никогда не выказывал какого-либо неудовольствия по этому поводу, ко всем своим домашним он относился ласково, любовно, все сносил с непритворным смирением. Сохранились трогательные воспоминания о том, как он заботливо играл с внуками и правнуками. «Дедушка, ты валенки сними, давай я тебе укольчик поставлю!» Он снимет валенок, и внуки начинают ему «лечить» ногу: мазать красной, синей, зеленой водой… Жил старец в крохотном закутке, где помещались только деревянная скамья-лежанка, тумбочка под окном и скамейка для посетителей. Спал он на жесткой лавке, подушка была из камыша, а матрасом ему служила ватная подстилка из пальто, сшитая внизу так, чтобы не скатывалась с лежанки. Было у отца Константина одно простое серое одеяло, но он им никогда не укрывался, потому что почти и не спал. Как бы поздно ни ложились родные, как бы рано ни вставали — у него всегда горел свет, а сам он читал или молился. Днем ему было тоже не до сна — только стоит прилечь, кто-нибудь приходит. Чаще всего он сидел на своей скамье, а когда ложился, то всегда в одежде и в валенках. Пищу старец вкушал раз в день, и притом самую простую — капусту, картошку. Часто ограничивался тем, что заваривал себе толокно на воде с сахаром. Когда было несколько блюд, то отец Константин, юродствуя, всегда смешивал еду: первое, второе, сладкое — и ел всё вместе. Мяса он не вкушал и даже не хотел видеть, как в доме готовились мясные блюда. Посетители часто приносили ему продукты, но он никогда ничего не оставлял себе, все отдавал нуждающимся. Одна женщина даже скорбела: принесет ему пирог, специально закроет его, чтоб горячим донести, а он его разрежет на много кусочков и всем тут же раздаст. Одевался старец очень скромно, посетителей принимал в черном ситцевом халате. У отца Константина было несколько икон, много книг, в том числе и старинных богослужебных, но когда он скончался, все забрала себе дочь Раиса, сложила в коробки под кроватью. А в день ее смерти, пока родные хлопотали о похоронах, все коробки пропали. Старческое служение отца Константина можно охарактеризовать кратко и емко словами его духовных чад — это была «любовь, срастворенная строгостью». Часто он был чрезвычайно мягок, ласков в обращении; принимал приходивших, как мать — любимое чадо. Но с теми, кто в этом нуждался, мог быть и требовательным, непреклонным. Старец по-разному относился к тем, кто желал его видеть. Он прозревал, ради чего пришел к нему человек, и некоторых встречал приветливо, угощал радушно всем, чем мог, а других останавливал прямо на пороге с предупреждением, что он не колдун. «Я же не ворожей, — говорил он таким любопытствующим, — вы что пришли ко мне, я гадать, предсказывать не умею, не надо ко мне ходить». По смирению старец даже не разрешал называть себя батюшкой, отцом, а только — дедушкой. Так и говорили: «Благословите, дедушка». И слово это было для его чад самое дорогое, самое заветное. Его духовные дети почти одними и теми же словами вспоминают, что с какими бы скорбями, трудностями к старцу ни приходили, от него всегда — как на крыльях. Примет с любовью, все объяснит, утешит. Он всегда молился перед тем, как дать совет или наставление. Придет посетитель, они сначала посидят молча: старец помолится и уж только потом начинает разговор. Отца Константина почти никогда не видели смеющимся, а вот плачущим — часто. Он непрестанно молился и других учил Иисусовой молитве, говорил, что это — великая молитва. Среди его духовных чад было много людей семейных, обремененных хозяйством, но и им старец заповедовал не забывать о молитве, находя для них полезное и запоминающееся слово. Говорил, например: «Когда стираешь или полощешь — читай Иисусову молитву, а то все равно белье останется грязным». Ежедневное чтение Евангелия старец также считал делом необходимым для каждого христианина. Зная, что иногда неотложные повседневные занятия забирают у человека все время, он советовал все же находить минутку и читать хоть несколько слов, а если даже этого в течение дня не получилось сделать, то хотя бы приложиться к Евангелию — и то будет польза. Говорил старец и о том, что нужно как можно чаще перечитывать, а лучше бы знать наизусть три главы Евангелия от Матфея — 5, 6 и 7-ю, в которых содержится Нагорная проповедь Спасителя. Объясняя, что в этих главах заключается вся суть христианской жизни и что по изложенным в них заповедям Господь будет судить мир, старец добавлял: «Выучите — и будете как человек, который находится на горе и которому все видно». Речь старца, его слова и поучения иногда были загадочными, их смысл открывался только позже. Его духовная дочь, Ия Андреевна Турухина, рассказывала: «Однажды он мне говорит: «Где твоя Родина?» Я отвечаю: «Свердловская область, Краснополянский район, деревня Малково». Он снова: «Где твоя Родина?». Я опять: «Свердловская область, Краснополянский район, деревня Малково». Батюшка еще раз: «Где твоя Родина?». Я начала перечислять, а он так мудро улыбнулся, что я поняла: я про мирское, а он про другое мне говорил, про другую Родину…». Батюшка любил изъясняться несколько замысловато, с присказками — он подражал в этом преподобному Амвросию Оптинскому, которого очень любил. «Правда светлее солнца». «Вымажи полотенце сажей — сколько же воды надо, чтобы его сделать белым!» «Высоко не забирайся, а то упадешь — все над тобой захохочут. А на ровном месте упадешь — тебя с любовью поднимут». Духовной дочери он говорил: «Сумела душу погубить, так сумей и воскресить!» — и сам подсказывал ее грехи. За смирение и необыкновенную любовь к Богу и ближним Господь сподобил отца Константина многих благодатных дарований, среди них был и дар прозорливости. Сохранилось множество свидетельств того, как старец предсказывал людям их будущую жизнь, на Исповеди открывал забытые согрешения кающимся… Одна женщина слышала о нем от людей, знала, как он выглядит, но сама никогда не видела. Однажды она стояла в церкви и увидела, как он выходит из алтаря в боковую дверь. Она на него смотрит и думает: «Старик да старик, какой он провидец?». А он к ней подошел, погладил ее по голове и говорит: «Правильно, Настенька, правильно, какой я провидец — старик и старик!». Женщина в ноги ему пала: «Батюшка, простите!» — «Ничего, ничего, ты права — старик есть старик». Со временем она стала его верным духовным чадом, и еще неоднократно была свидетельницей того, как он отвечал людям на их невысказанные мысли. Другой рабе Божией старец разрешил, когда не получается дома молиться открыто, читать молитву лежа, а она обрадовалась такому благословению и решила всегда лежа молиться. Приходит через несколько дней к отцу Константину, не успела еще сказать ничего, а он ее подзывает и говорит: «Телом-то ведь тоже кланяться надо». Предсказывал старец и возрождение духовной жизни в России, чему тогда, в 50-е годы, трудно было поверить: «Будут еще открыты церкви и монастыри, но на короткое время. Будет открыт монастырь здесь, в Зеленой Роще. Будет восстановлен». Это говорил он о Ново-Тихвинском женском монастыре, который действительно был возрожден в 1994 году. Обитель эта была закрыта вскоре после революции, и многие ее насельницы, жившие в Свердловске, окормлялись у отца Константина. Старец не только заботился о духовном преуспеянии сестер, но помогал им и в житейских трудностях, например в поиске комнаты или квартирки, где они устраивались иногда по несколько человек. Примечательно, что старец настолько хорошо знал характер каждой послушницы, каждой инокини и монахини, что советовал, как это обычно делается в монастырях, кому с кем селиться вместе. Окормлял отец Константин и тех монахинь Каслинского и Ново-Тихвинского монастырей, которые жили небольшими общинками в селах Маминском, Троицком, Сосновском и других. Сотни людей приходили к старцу за советом, шли для разрешения и духовных, и житейских вопросов, для получения благословения на брак, на принятие пострига. Обращались к нему и настоятели мужских, и игумении женских монастырей. Старец много благотворил святым обителям. Дня не проходило, чтобы он не попросил отправить посылку — посылал в монастыри все принесенные ему деньги, вещи, продукты. Часто посылки направлялись в Киев, Почаев, в женский монастырь в Золотоноше. Иногда — в Верхотурье, монахиням разогнанного Покровского монастыря. Отец Константин просил и своих духовных чад покупать разные вещи и продукты, и все это — крупы, соленую рыбу, ткани, обувь — посылать в монастыри, причем в большом количестве, так, чтобы хватило всему братству или сестричеству. Примечательно, что о существовании женского монастыря в Золотоноше старец узнал чудесным образом. Однажды рано утром перед ним предстала таинственная женщина, которая стала упрекать его в беспечности. «Вот ты лежишь, — говорила она, — без всякой заботы, а сестры в обители бедствуют, живут в голоде и холоде». Указала ему адрес монастыря и внезапно исчезла. Старец собрал посылку и отправил ее на указанный адрес. С тех пор завязалась связь между старцем и этим монастырем. Отец Константин часто повторял такую присказку: «Когда бываешь у богатых — пей чай, когда приходишь к бедным — сам приноси». И для него это были не просто слова, он исполнял их делом. По дороге из храма он иногда заходил в какой-нибудь бедный, почти вросший в землю дом. Хозяйка и радуется такому гостю, но и печалится: «Дедушка, чем я вас угощать-то буду? У меня ведь к чаю даже сахара нет». Он ее утешит, что и так обойтись можно, а сам, когда она из комнаты выйдет, выкладывает на полочку сахар, печенье, сладости, которые ему прихожане в церкви дали, и зовет ее: «Да ты что же говоришь, матушка, что у тебя нет ничего, посмотри-ка на полке, сколько всего». Она глазам своим не верит. Отец Константин посидит немного за чаем и начинает прощаться, а гостинцы все хозяевам остаются. Когда старец куда-либо уезжал на два-три дня, то надевал на себя побольше вещей. Дома уже знали, что по возвращении ему опять будет нечего надеть: все, что можно, он раздавал нуждающимся. Сердце его глубоко сострадало другим в их скорбях и столь же глубоко отзывалось радостью на проявление добра в людях. Как-то его духовные чада ездили на Украину, по святым местам. В Чернигове одна женщина приняла их как самых дорогих гостей: и кулич на стол выставила, и хорошую рыбу. Когда, возвратившись, они рассказывали об этом старцу, он заплакал и произнес: «Да, есть еще хорошие люди». Не раз духовные дети ощущали на себе силу молитв старца. Одним бедным супругам отец Константин благословил сходить на болото за клюквой, сказав: «Большую корзину возьмите. Клюквы наберете. У вас же денег нет, а клюкву надо». Стоял уже октябрь, начинались первые заморозки, а супруги знали, что на этом болоте все ягоды обирают еще в августе, даже недозревшие. Но решили все же проявить послушание, сходить, взяли корзину на три ведра. Пошли и вдруг увидели на одной кочке много спелых, крупных ягод, так что набрали полную корзину. Хозяйка сварила кисель, взяла ягоды и понесла батюшке. Он, открывая калитку, спросил: «А ягоды-то крупные были?». Женщина даже расплакалась, ведь они с мужем сначала не поверили словам отца Константина. Другой духовной дочери, Анастасии Львовне Кривоноговой (в будущем — монахиня Аполлония), также помогли молитвы старца. Это было в 50-е годы. Она поехала от отца Константина на вокзал уже поздно вечером. Напутствуя ее, он сказал: «Поздно, конечно, но поезжай, Бог поможет». В то время на вокзале по ночам не разрешали задерживаться тем, кто не купил билет, а на улице оставаться было опасно из-за частых грабежей. Билета у нее не было, их начинали продавать только утром. И вот идет очередная проверка; всех, у кого нет билета, выгоняют из здания вокзала на улицу. Она сидит сама не своя от страха и только просит: «Отец Константин, помоги!» Приближается контролер, проверяет билеты у всех сидящих рядом, подходит к ней. «Я, — рассказывала она впоследствии, — смотрю на него, а он следующему человеку говорит: „Ваш билет“. А я — будто пустое место. Думаю: как это так? Я смотрю на него во все глаза, а он будто меня не видит». Так проверяющие и ушли, не заметив ее, и она благополучно добралась до дома. По молитвам старца люди получали помощь не только в житейских нуждах. К отцу Константину обращались и те, кто страдал серьезными душевными недугами. Однажды к нему привели молодую девушку, одержимую нечистым духом. Он начал с ней разговаривать, потом все громче, а затем домашние его услышали, как он стучит своей палкой и кричит: «Уйди, уйди из нее, сатана!» А бес ему из девушки мужским голосом отвечает: «Не выйду, не выйду!». У бесноватой изо рта пошла пена. Все родные испугались, спрятались — а в комнатке старца продолжается сражение за человеческую душу: «Не тронь меня, я не выйду все равно!» — «Нет, выйдешь!» Через некоторое время старец уложил бесноватую на свою лавку, она успокоилась. Вместе с матерью девушка вернулась домой уже исцеленной. Отца Константина связывала крепкая духовная дружба с отцом Игнатием (Кевролетиным). При необходимости они посылали друг к другу своих духовных чад за благословением, ответами на вопросы. Когда отец Игнатий приезжал в Свердловск лечиться, он всегда останавливался у отца Константина. После смерти отца Константина отец Игнатий говорил: «Молитва его сейчас выше, чем когда он был на земле. Приходите и разговаривайте с ним, как с живым, да панихидку по нему послужите». Еще одним духовно близким отцу Константину человеком был преподобный Кукша Одесский. Они глубоко почитали друг друга. Отец Кукша, например, говорил всем приезжавшим с Урала об отце Константине: «Что вы ездите везде? У вас же на Урале такой светильник есть, у него лучи от земли до неба!» До сих пор остается неизвестным, где и когда познакомились старцы и вообще видели ли они когда-либо друг друга. Возможно, их знакомство состоялось в конце 1940-х годов, когда преподобный Кукша жил в ссылке на Урале. Так или иначе, духовная связь между старцами сохранялась до самой кончины отца Константина. Одна паломница из Свердловска была в Почаеве, где отец Кукша, не спрашивая, откуда она, подарил ей три крестика и сказал: «Отцу Константину от меня поклон». Она приехала, пришла к отцу Константину, а тот ее спрашивает: «Видела Кукшу?» — «Да я, — говорит, — не знаю, кто это. Ко мне старец подходил, благословил и велел передать поклон от него». Отец Константин улыбнулся: «Вот это и есть отец Кукша». Однажды к отцу Кукше в Одессу приехали несколько паломниц из Свердловска, и он при всех спросил Анну Петровну Карамышеву, близкую духовную дочь отца Константина, осталось ли у него в схиме то же имя, что было и в мантийном постриге. Она ответила утвердительно, и только позже поняла, что этот вопрос был задан отцом Кукшей не из-за того, что он не знал ответа на него, но для уверения прочих паломниц: дело в том, что постриг старца был тайным, и многие впоследствии сомневались в том, был ли он пострижен в схиму. Отец Кукша и уральские старцы, отец Игнатий с отцом Константином, часто направляли друг к другу своих духовных чад для разрешения каких-либо особо серьезных вопросов. Как-то к отцу Константину пришла благочестивая девушка Любовь с вопросом о своем будущем — поступать ли ей в монастырь или заводить семью. Тот велел ей съездить к отцу Игнатию: «Он все устроит». А он, в свою очередь, — к отцу Кукше: «Поезжай к нему, он все сделает». В то же время к преподобному Кукше приехал для совета Вениамин Кривоногов, духовный сын отца Константина, собиравшийся стать священником и искавший себе супругу. Он хотел остановиться при семинарии, но там не было мест, и ему посоветовали пойти в дом, где живут девушки из Свердловска. Ему отвели место в саду, под грушей. Вскоре молодые люди, приехавшие сюда из одного города будто специально для встречи друг с другом, познакомились, а через некоторое время и поженились. Вениамин после окончания семинарии был рукоположен во иерея. Был еще и такой случай. У отца Константина окормлялись две сестры, Анна и Валентина. Последняя встретила молодого человека, с которым решила вступить в брак. Приехала за благословением к батюшке. Он выслушал, и, видя, что отговорить ее от этого шага не получится, стал объяснять ей, какова будет ее дальнейшая жизнь: «Вот если палку в колесо воткнуть, колесо будет крутиться и палка вместе с ним. Такая же жизнь у тебя будет. Он тебя будет бить, а сам будет пить вино». Но Валентина не поверила, вышла замуж, обвенчалась. Вскоре она убедилась в правоте слов старца — к несчастью, они исполнились в точности. В непродолжительном времени отец Константин скончался, а Валентине жить с мужем становилось все труднее. За благословением на развод ее сестра, Анна, поехала к преподобному Кукше, но он велел все терпеть и сказал те же самые слова, которые сестры, должно быть, услышали бы и из уст отца Константина: «Передай Валентине, пусть она живет по Евангелию». Известно, что отец Константин хранил просфору от преподобного Кукши, говоря: «Я ее берегу. Как заболею — постругаю, попью, и мне легче становится». Облик отца Константина — это облик печальника и молитвенника, имеющего «дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно». Господь, будто испытывая Своего раба, вел его необычайно скорбным и тесным жизненным путем. Отец Константин говорил, что у него в жизни все вышло не по его желанию: хотел в монастырь — пришлось жениться. Хотел утешаться детьми, старался сделать так, чтобы они выросли интеллигентными и культурными, для чего приобрел пианино, собрал библиотеку, но — все сыновья погибли, а у дочерей сформировались весьма трудные характеры. Он был совершенно лишен всякого уединения, к которому свойственно стремиться всем, узнавшим сладость молитвы. Душу свою он укреплял мужественным терпением всего находящего, и когда к нему приходили с жалобами на жизнь, он из своего опыта всегда говорил: «Терпи, терпи, только терпи все». За такой подвиг Господь даровал отцу Константину внутренний мир и покой, который ясно чувствовали все приходившие к нему: с ним всем становилось легко и радостно. По глубочайшему смирению старец предупреждал близких к нему людей: «Придет время, когда будут меня расхваливать, то да се, вы против этого будьте». Он часто называл себя ничтожным, очень не любил похвалу, и при всяком случае унижал себя. Старец был извещен о времени своего отшествия ко Господу. Еще за несколько лет до его кончины одна женщина, вернувшись из Верхотурья, передала ему слова отца Игнатия (Кевролетина): «У вас там есть отец Константин, передайте ему, что он на Пасху умрет». После этого он каждый год готовился к смерти на Пасху, соборовался и причащался на Страстной седмице. Наступил 1960 год. Духом отец Константин предузнал о том, что эта Пасха будет для него последней, и многих прикровенно предупреждал о своей скорой кончине. Великим постом старцу передали вопрос одного человека из Талицы, можно ли будет на Пасху к нему приехать, на что батюшка ответил: «На Пасху ко мне все приедут». Так и случилось — он скончался 17 апреля, дома на молитве, когда во всех храмах пели Пасхальную заутреню. Хоронить его на Светлой седмице собралось множество духовных чад. Телеграммы с горькой вестью пошли во все концы страны: «Умер дедушка». Сотрудники телеграфа были в недоумении: «Что за дедушка в Свердловске?!». Старец завещал положить его тело в неокрашенный и необитый гроб, хоронить без цветов, везти его на Ивановское кладбище непременно на лошади. Так все и было сделано. Гроб через все кладбище до храма верующие несли на руках. Своим чадам отец Константин говорил: «Кто ко мне будет ходить на могилку, того я на том свете буду встречать. Я у вас отец духовный. Я приду на Суд Божий, Господь спросит: „Пастырь, где твое стадо? Кого привел?“ Приходите ко мне на могилу, все расскажите, я вам оттуда лучше помогу». Действительно, и сегодня нередко можно увидеть, как останавливаются у его могилы люди, прикладываются ко кресту, читают Евангелие. Приходят духовные чада — рассказывают ему все, как живому, благословляются на все дела. «Придешь к нему на могилку, — говорят они, — попросишь: „Батюшка, прости, помоги, помолись“, поплачешь-постоишь, и скорби забываются, заботы облегчаются. И от него идешь всегда как обновленный, с какой-то легкостью на душе, все с тебя спадает». Одна отчаявшаяся уже от горя мать приходила к старцу на могилу просить молитв за тяжело больного сына, и юноша вскоре выздоровел. У другой рабы Божией прошла болезнь ног после того, как она прикладывала к больным местам бумагу, лежавшую на могиле старца. Есть свидетельства и о том, что земля с места его упокоения приносит облегчение в различных телесных недугах… Многие, приходящие с верой на могилу этого благодатного старца, получают облегчение в своих скорбях и трудностях. Ведь и сам он претерпел многие скорби, но считал их благодеянием, целебным лекарством, о чем лучше любых возвышенных слов говорит его искренняя и смиренная молитва: «Слава Тебе, Господи, что Ты нас не забыл, не прогневался на нас, не погубил, а милостиво к Себе приблизил через скорби, особенно нас ценною наградой наградил: скорбями, бедами, болезнями, презрением и поношением, клеветою и всякою обидою и лишением спокойной и радостной жизни. И да будет на все Твоя святая воля. Достойно и праведно взыщи с нас в сей жизни, но избавь вечного мучения, не лиши нас вечной блаженной жизни. Помяни нас во Царствии Твоем. Веруем и уповаем на Твое великое милосердие. Не порази нас внезапной смертью, но даруй прежде конца покаяние. Слава Богу за все, буди имя Господне благословенно отныне и до века».
Comments